Глава 1. Пролог

Свет утреннего солнца отражался в глазах королевы Акаси. Король Ахади посмотрел в их сияние и прошептал: «Любимая». Она улыбнулась, прижалась к нему и поцеловала двух новорожденных сыновей — словно лишь они вчетвером были в своем царстве любви.
Но они были не одни. Шака, брат короля, его жена Авина и их дочери-двойняшки встречали рассвет вместе с ними. И вся равнина была заполнена созданиями Айхею во всем их великолепии: статные гепарды, величественные слоны, высокие жирафы, изящные зебры с полосками пестрее самой яркой птицы. Все стояли бок о бок, ряд к ряду. И никто не обнажил клыка, и не выпустил когтя. Они пришли славить таинство жизни, рождение нового принца. В этот день смерть не ходила среди них.
Акаси: Наша любовь, наконец, целиком воплотилась в тебе,
(Таке) Наша любовь, наконец, видна в каждом движенье твоем;
Чувства твои, и улыбка, и взор, обращенный ко мне,
Нам не оставят сомнений — мы по жизни с любовью пойдем.
О как тебя люблю! Ты в мир вошел — с тобой пришел рассвет.
Твое я имя повторять готова вновь и вновь:
Сокровище, чего ни предначертано тебе Судьбой,
Такой, как прежде, жизнь моя не будет вновь.
Ахади: Станешь великим правителем ты, всё, о чем ты мечтал,
(Муфасе) В жизнь воплотится; пока ж ты мне сын, дай тебя обниму.
Жизнь свою и все, что есть у меня, дарю вам, сыновья;
Ведь пользы что от богатств и земель, если жить одному?
О как тебя люблю! Ты в мир вошел — с тобой пришел рассвет.
И твое имя повторять готов я вновь и вновь:
Сокровище, чего ни предначертано тебе Судьбой,
Такой, как прежде, жизнь моя не будет вновь.
Через толпу шагал Македди, мандрил. Собравшиеся расступались перед ним, освобождая путь; он осенял их знаками любви Айхею, касаясь как самых молодых, так и самых старых протянутыми пальцами.
Македди перебрался через валуны, что ограждали подножие Скалы Прайда — каменного монолита, надежно защищавшего львов от неизвестностей ночи. Все выше и выше поднимался он по извилистой тропинке, пока не добрался до основания выступа скалы. Толпа затаила дыхание, когда Македди приблизился к сыновьям Акаси. Ахади положил лапу на маленького Муфасу и торжественно кивнул.
— Я касаюсь твоей гривы, — почтительно сказал Македди. — Инкоси ака Инкоси, великий король.
Он окропил Муфасу порошком альбы и помазал миром его чело. Затем он взял ма-ленькое сокровище и поднял над головой. Луч света прорвался сквозь утренние облака и озарил малыша. Дитя, рожденное в любви, и не знавшее за свою короткую жизнь ничего, кроме любви, смотрело на восхищенную толпу. Сквозь крики и шум собравшихся мягкий шепот прозвучал с небес:
— Македди, будешь ли ты оберегать его?
— С твоей помощью, Айхею, я справлюсь.
Собравшиеся внизу с благоговеньем чувствовали присутствие бога. Кланяясь, они припадали к земле и, каждый на своем языке, восхваляли его. Но Македди не слышал их. Взяв малыша на руки, он поцеловал его:
— Пусть ветер нежно веет тебе, пусть солнце ярко светит тебе, пусть боги полюбят тебя.
Слеза радости скатилась по его щеке.
Нехотя он вернул Акаси младенца. Маленький Така ожидающе посмотрел вверх глазами, полными невинного любопытства. С улыбкой, но и с некоторым сожалением Македди прижал львенка к груди и почувствовал счастливое мурлыканье.
— Он будет мудрым, — прошептал Македди. — Он мог бы стать великим королем.

Глава 4. Не время спать
Миншаса, белая словно облако, рожденная в сердце саванны, как воплощение любви. Кто из носящих гриву может остаться равнодушным, посмотрев на нее? Миншаса — голос, влекущий к себе. Миншаса — любимица богов. Опасайтесь ее ужасных чар, дети мои.

РАМАЛАХ, «ЛЬВИНАЯ САГА», РАЗДЕЛ «Д», ВАРИАЦИЯ 1

Акаси беспокоилась о Таке. Как львица, она чувствовала состояние своих детей и знала, что с Такой не все в порядке. Он хандрил, не находил себе места. Временами избегал ее взгляда. А временами, наоборот, так пристально смотрел ей в глаза, как будто пытался что-то увидеть внутри них.
Даже Ахади чувствовал: что-то не так. Он игриво подтолкнул львенка носом.
— Что-нибудь случилось, Така?
— Нет, сэр.
— Ты можешь рассказать об этом своему папе. Придумал! Как насчет хорошей истории? Знаешь, об одном Великом Короле Прошлого. Я когда-нибудь рассказывал тебе о Моко Длинной Гриве?
— Да, сэр, — Така глубоко вздохнул.
Ахади начал было что-то говорить, но Акаси тихо покачала головой: «Не надо».
Ахади нежно по-львиному поцеловал своего сына в щеку.
— Я люблю тебя, сынок. Ты знаешь, что нет ничего такого, о чем ты не мог бы рас-сказать своему папе, когда захочешь.
Така жалостливо посмотрел на него.
— Правда, папа? Ты все еще любишь меня?
Ахади прикусил губу.
— О боги. Разве ты этого не знаешь?
Глубоко потрясенный, он посмотрел на львенка, затем отошел на несколько шагов и сел, повернувшись к горам вдалеке.
Акаси была немного рассержена.
— Что заставило тебя это сказать? Посмотри, как ты обидел его! — Она несколько смягчилась: — Золотце, почему ты думаешь, что он не любит тебя?
— Ну, я… — Така мог сказать ей правду, но тогда она узнает, что он шпионил за отцом. Какое-то время он думал, что сказать, затем проговорил: — Я только спросил, вот и все. Прошу прощения.
Така перебирал в уме секретный список глупостей, которые он когда-либо совершал, пытаясь найти ту, что обрекла его быть вторым. Может быть та, когда он убежал, не сказав маме? Или когда он сыграл злую шутку над Узури, и она так на него разозлилась? Может, она рассказала папе, несмотря на то, что он просил ее не делать этого? Решиться спросить? Нет. Конечно, нет. Ведь он не должен был ничего знать об этом. Тем более после того, как папа сказал Муффи свое решение, уже ничего не изменить.
Был почти полдень — время сна для Таки, — когда Муфаса прискакал как резиновый мячик, настолько полный детского энтузиазма, что казалось, он сейчас взорвется. Его на-строение было просто заразительным.
— Така, ты должен это увидеть!
— Что увидеть?
— Что это, сынок? — промурлыкала Акаси. — Еще один дикобраз? Или суриката ?
— Ну, это… — его хвост дернулся. — Ну да, суриката.
— Что интересного в сурикате? Мы постоянно их видим, — мрачно сказал Така. — Сейчас почти полдень. Жара такая, что у тебя, похоже, расплавились мозги, если, конечно, они у тебя есть.
— Но эта суриката особенная, — сказал Муфаса, лукаво подмигивая. Така заметил, что у Муфасы подергивается хвост — верный признак того, что он обманывает. На его лице появилась кривая зубастая улыбка.
— Особая, говоришь? — Это заставило Таку забыть про жалость к себе. — Ну, тогда пошли. Мам, ты не против?
— Только не надолго. Тебе сегодня нездоровилось.
Не успела она закончить фразу, как Муфаса и Така умчались со скоростью ветра, вспугнув по дороге стаю цесарок. Они бежали сквозь высокую траву, временами останавливаясь, чтобы выглянуть из нее, словно мохнатые «чертики из коробки».
Несмотря на то, что они были в высокой траве, маленькая Сараби заметила их и поняла, что они идут к чему-то, на что стоит посмотреть. Она пробежала по скалам, нырнула в зеленое море и вскоре, запыхавшись, догнала их.
— Что у вас? — спросила она.
— Ничего, — сказал Муфаса. — Мы учимся выслеживанию. — Его хвост дернулся.
— Каждый раз, когда у вас «ничего», — ответила Сараби, — у вас там что-то.
— Мы идем посмотреть на… сурикату, — признался Така.
— Сурикату? — недоверчиво переспросила Сараби. Она заметила, что его нос дернулся — верный признак того, что он врет.
— Ну, это особая суриката, — сказал Така.
— Тогда я тоже хочу посмотреть, — ответила Сараби.
— Молодец, куриные мозги, — прорычал Муфаса. Он звучно ударил Таку по щеке. Така зарычал и ответил тем же. Как и положено воспитанным львам, они не выпускали когти, но бороться начали в полную силу.
Муфаса был сильнее, и его удары были действеннее. Така был стойким противником и вскоре начал кусаться за уши и за хвост. Когда драка начала ожесточаться, Сараби в отчаянии забегала вокруг них.
— Прекратите! Прекратите немедленно! — Она негодовала. — Мы так никогда не увидим эту дурацкую сурикату, если она вообще существует!
Безрезультатно. Рычание становилось все более угрожающим. Така, как обычно, про-игрывал, но сдаваться не собирался.
— Сдавайся!
— Не раньше, чем ты — ай! — прекратишь обзываться! Если ты сильнее, это еще не значит, что ты умнее!
— Если вы не прекратите, я скажу вашей маме! — закричала Сараби. — Иногда можно подумать, что у вас обоих куриные мозги.
— Мы просто развлекаемся, — сказал Муфаса, сидя на Таке.
— Да. Ничего серьезного, — подтвердил Така. Он вывернулся из-под Муфасы и напоследок с силой ударил его, выпустив когти.
Осмотрев Таку, Сараби заметила след крови на его правом ухе и по-матерински принялась вылизывать ранку языком.
Така всегда мог рассчитывать на ее сострадание, но сейчас он хотел выглядеть взрос-лее.
— Мне не больно.
— У тебя кровь.
— Ничего серьезного. Правда.
— Ага, точно, — сказал Муфаса, самостоятельно вылизывая серьезный укус на лапе. — Ладно. Раз уж ты так сильно хочешь пойти, у леса живет медоед . Он совсем белый — белее, чем облако. Помнишь как Н’га и Суфа дрались за белую львицу, потому что она была волшебная и могла исполнять желания?
— Ты имеешь в виду Миншасу? — Така на мгновение задумался. — А, да! Но ты же не можешь жениться на медоеде. Или можешь?
— Не хочу я на нем жениться. Я только хочу исполнение желания.
— Ну и чего же ты хочешь пожелать, Муффи?
Муфаса смущенно улыбнулся.
— Я потому тебя и позвал. Я хочу, чтобы ты был со мной, когда я присоединюсь к Великим Королям Прошлого. Папа хочет, чтобы я стал королем, когда он умрет.
— Я слышал. Я прятался за камнем, когда он разговаривал с тобой.
— Не хорошо шпионить за другими, — строго сказал Муфаса, но затем добавил: — Возможно, ты не будешь королем в этой жизни, но если медоед действительно исполняет желания, ты будешь королем, когда умрешь.
— Правда? — Така был в восторге. — Ты сделаешь это для меня? Прекрасная идея! — Не в силах сдержаться, он прижался к Муфасе. — Ты самый лучший! Ты сказал, что хотел бы отдать мне половину Земель Прайда. Я слышал это.
— Ага. Но раз этого не произойдет, никому не говори, что я сказал.
— Не скажу. Сейчас это уже неважно, но ты такой добрый. Ты самый лучший, Муффи! — Он засмеялся и несильно ударил брата. Оба бросились бороться, хихикая и извиваясь. Оба старались изо всех сил, но, как обычно, Муфаса быстро победил, прижав Таку к земле.
Муфаса в душе улыбался. Он был рад, что пожелал что-то не для себя. Продолжая прижимать Таку к земле, он сказал:
— Давай так, когда папа скажет тебе, что я новый король, притворись, что ты удивлен. Так будет лучше. Папа хорошо выпорет тебя за то, что шпионил за нами.
— Я хочу быть рядом с Такой, — сказала Сараби. — Или я буду с Такой, или я рас-скажу о вас обоих!
— Это и будет моим желанием, — сказал Така. Он вывернулся из-под Муфасы, по-дошел к Сараби и потерся мордой. — А что ты пожелаешь?
Сараби быстро лизнула Таку в щеку.
— Увидишь.
Придя к такому решению, три львенка направились к норе на окраине рощи акаций.

Глава 6. Пророчество

Три вещи нельзя вернуть — пролитое вино, пущенную стрелу и сказанное слово.
Менелай Нексосский

Дорога к дому Македди была долгой. Под жарким солнцем кровь на шерсти у Таки начала запекаться, вокруг него роились мухи. Его походка была нетвердой, и, несмотря на все усилия, его мужество истощалось.
— Сколько еще идти?
— Немного, — ответил Муфаса.
— То же самое ты сказал в прошлый раз, — Така начал дышать прерывисто. — Мне больно. У него есть что-нибудь от боли?
— У него есть средства от всего, — сказала Сараби. — Не беспокойся, Така. Все бу-дет нормально.
— Долго еще?
Сараби обогнала Таку и посмотрела ему в лицо. Его здоровый глаз смотрел в пустоту. Она поняла, что он шел на звук шагов Муфасы.
— Ты должен идти, — сказала Сараби. — Ради меня.
От потери крови и боли Така был в шоковом состоянии и плохо держался на ногах.
— Сэсси, я не думаю, что смогу…
— Ты сможешь, — сказала она, склоняясь над ним. — Така, ты слышал историю о двух гну и зебре?
— Нет.
— В общем, были двое гну, и один из них сказал другому: «Спорим, я смогу рассме-шить ту зебру раньше тебя?» Он пошел к зебре и сказал: «Смотри!» А затем встал на голову и высунул язык. Но зебра не рассмеялась. Ты знаешь, что сделал другой гну?
— Какой гну? Я ничего не вижу.
Он споткнулся и растянулся на траве.
— Вставай, Така! Пошли, ты должен идти!
Она подтолкнула его бок носом, попыталась поднять лапами и даже потянула за ухо.
— Вставай!
— Я не могу.
— Ты должен! — она ущипнула его за лапу.
— Ой! — он посмотрел прямо на нее.
— Вставай, или я тебя опять ущипну.
Муфаса подсунул под Таку морду и подтолкнул. С помощью брата, Така поднялся и опять заковылял.
— Я уже вижу его дерево. Слава Богу.
Македди, мудрый мандрил, учил своего младшего брата Рафики предсказанию буду-щего с помощью миски с водой. Гадание на воде — лучший способ предсказания будущего. Ведь вода, как известно, поднимается выше, чем летают птицы, и возвращается на Землю, заряженная энергией богов. И поэтому любой лев может увидеть свежую зелень после дож-дя.
Увидев окровавленного львенка и его друзей, Македди немедленно бросил работу.
— Рафики, приготовь припарки, быстро! — Он внимательно посмотрел на глаз Таки. — О, господин Така, что вы наделали!
Македди положил руку сначала на одну, потом на другую строну лица Таки.
— С этой стороны глаз не видит. Плохо. Очень плохо. Но, возможно, я смогу его вы-лечить.
Македди взял у Рафики смоченную альбу и размял ее на земле. Мокрый порошок стал как мазь, и он аккуратно собрал ее.
— Это следы зубов медоеда, — сказал Македди. — Даже если я не вижу его самого, я хорошо чувствую его запах. — Он покачал головой. — Скажи на милость, что заставило тебя играть с медоедами? Ты же знаешь — они опасны.
— Это был белый медоед, — сказал Така. — Я хотел исполнения желания, как Н’га и Суфа.
— Я вижу, — он нахмурился, — ты не знаешь, чем отличаются белая львица и белый медоед! Так ты хотел желание?
— Это была моя идея, — сказал Муфаса. — Я хотел, чтобы мой брат был вместе со мной с великими королями прошлого, когда мы умрем.
Македди вздохнул.
— Благородная сентиментальность. Но все живое ценно для Айхею. Он собирает всех у себя независимо от силы и храбрости, но судя по бессмертной Ка, — он вымыл руки в чаш-ке. — Если твоя Ка полна любви и мудрости, то не важно, что ты меньше, чем твой брат, — он похлопал Таку. — Маленький храбрец.
Така стиснул зубы, закрыл здоровый глаз и прижал уши.
Македди был нежен со львенком. Холодная грязь окружила раненый глаз Таки, не причиняя такой сильной боли, какую он ожидал. Затем нажатием руки Македди поставил чудом не поврежденный глаз на место. Македди зачерпнул воды и с предельной осторожно-стью, начал смывать грязь, по несколько зерен за раз.
— Не жмурься. Это мне мешает.
Когда вся кровь была смыта, и глаз прочистился, Македди взял ветку дви’дви и раз-ломил ее. На изломе появилась капля каучукового сока, и Македди умело залил ей порез Та-ки, аккуратно сжимая рану пальцами. Он несколько раз дунул на рану, чтобы каучук застыл.
Рафики принес для Таки миску с водой. Македди добавил травы для снятия боли и улучшения кроветворения, а также щепотку корня тико для предотвращения заражения. На-конец, он добавил немного меда.
— Это не слишком вкусно, но после него будет лучше.
Така посчитал лекарство вполне терпимым; после потери такого количества крови на жаре его мучила жажда, и после лекарства ему стало лучше.
Сараби показалось, что прошла вечность, прежде чем Македди закончил с Такой. Она набралась смелости и спросила:
— Его глаз будет снова видеть?
— Рафики, — сказал Македди, — ты слышал леди. Что будет с Такой?
Рафики нервничал. Первый раз он гадал для кого-то другого. Задумчиво глядя в воду, он пытался вспомнить все, чему его учил брат. Подувший с запада ветер всколыхнул воду. Он принес с собой запах гниения. Рябь улеглась, и он раскрыл рот:
— Подождите, что-то появляется. Это говорит мне…
— Что? — нетерпеливо спросила Сараби.
Рафики смотрел в воду, как одержимый. Его голос стал низким и сдавленным.
— Дорога долгая и тяжелая. Те, кто улыбаются тебе в лицо, покажут зубы, как только ты уйдешь.
Он бросил чашку и встал перед Такой. Обвинительно показывая пальцем, он прогово-рил:
— Друзья придут откуда их не ждешь, а затем бросят тебя в час нужды. Тот, кто пер-вый коснулся тебя, будет определять твою судьбу, и та, что дарила тебе любовь, будет нена-видеть тебя.
— Рафики! — прокричал Македди. — Контролируй это! Это злой дух!
— Гнев — твое единственное спасение, — пробормотал Рафики, потрепав Таку за шерсть на щеке. — Вооружись беспощадной ненавистью. Возьми то, что твое, поскольку это тебе не дадут по доброй воле.
Така вскочил и попытался спрятаться за Сараби и Муфасой. Он прижался к земле и дрожал.
— Нет! Это не так! Скажи мне, что это не так!
— Прекрати! — Македди грубо встряхнул Рафики. — Прекрати это во имя богов!
Рафики смотрел, вытаращив глаза, как будто он увидел привидение. Ему понадоби-лось некоторое время, чтобы прийти в себя.
— Брат, что случилось со мной? Я не мог ничего с собой поделать. Я был палкой, ко-торой размахивала чья-то рука!
Муфаса был в ужасе.
— Это неизбежно должно произойти? И мы не можем это остановить?
Рафики обошел Муффи и Сэсси, чтобы посмотреть на съежившегося Таку.
— Не бойся, сынок, — он погладил дрожащего львенка. — О боги, это говорил не я. Это не я. Я люблю тебя. Я бы никогда не сказал такого. Ты должен любить, всегда любить так, как я люблю тебя. Прости меня. Пожалуйста, прости меня, — он зарыдал.
— Мой брат не знал, что он говорил, — строго сказал Македди. — Он не контролиро-вал воду — вода контролировала его. Чувствуете зловоние смерти в воздухе? Злые духи час-то приходят говорить, и они используют полуправду, чтобы нести беды в этот мир. Когда я увижу тебя одного, Така, я скажу тебе твое будущее и сделаю это правильно.
Така заплакал.
— Они действительно ненавидят меня?
— Нет, Така, — твердо сказал Муфаса. Он выглядел немного смущенным. — Мы все любим тебя, несмотря на то, что ты все время попадаешь в неприятные истории.
— Но что если это правда? — спросила Сараби. — Я хочу сказать, что если это полу-правда, то значит ли это, что половина сказанного правда?
— Ничего из этого не является правдой, — сказал Муфаса. Он подошел к брату и по-ложил лапу ему на плечи.
— Я — первый, кто коснулся тебя. Я твой самый что ни на есть, лучший друг во всем мире, так что можешь больше не беспокоиться.
— А я — та, что любит тебя больше всех, — громко сказала Сараби, не заботясь о том, кто еще это услышит. — Когда мы вырастем, я выйду за тебя замуж.
Не раздумывая, она лизнула Таку в лицо своим теплым языком. Вкус крови напомнил ей о ее ошибке.
— О Така, с тобой все в порядке?
Така пристально посмотрел на нее, затем повернул голову и улыбнулся.
— Я тебя вижу! Я тебя вижу обоими глазами! — он нежно прижался к ней. — Ты же никогда не обидишь меня, Сэсси?
— Никогда в жизни!
Така слабо лизнул ее.
— Мы всегда будем вместе, я обещаю. Ты именно это имела в виду, говоря, что вый-дешь за меня замуж?
— Да, Така! Это и было моим желанием.
Он улыбнулся.
—Я знаю, что дома мне попадет, но оно того стоило. Ты пойдешь со мной домой?
— Конечно, пойду, — сказала Сараби.
— Папа не накажет тебя, — сказал Муфаса. — Нельзя наказывать тех, кому больно. Тебе действительно надо было выходить, когда я звал. Может, в следующий раз ты послу-шаешься.
— Да уж, — он вопросительно посмотрел на Муфасу. — Очень заметно? Как, по-твоему, мама заметит?
Муффи внимательно посмотрел на него, как будто что-то обдумывал, но все было яс-но.
— Заметит. Я думаю, что останется шрам.
Львята убежали настолько быстро, насколько Така мог поспевать за ними. Когда они были на порядочном расстоянии от баобаба, Рафики произнес:
— Брат, я совершенно уверен в том, что я видел. Я не знаю, почему я сказал это, но я знал, что это так.
— Я знаю, — ответил Македди. — Но иногда именно разговор приводит к тому, что все сбывается. Ты не помолился перед гаданием и остался незащищенным. Злые духи ждут таких возможностей. Они высказывают то, что им нужно, наполняя маленькие невинные го-ловы глупостями, чтобы вызвать беду. Иногда молчание — самое мудрое предсказание из всех.
Рафики склонил голову.
— Мне так стыдно. Могу я это исправить, брат? Могу ли я что-нибудь сделать?
Македди вернулся к чашке для гадания. Он посмотрел в глубину воды. Долгое время он ничего не видел, слишком уж много беспокойных мыслей было в его голове. Затем с вос-тока подул легкий бриз, он принес приятный запах дикого меда. Ветер всколыхнул поверх-ность воды, и когда она успокоилась, силы духов рассеяли туман.
Македди стоял, будто в трансе.
— Рафики, если ты хочешь услышать слова Айхею — будь внимателен. Ибо малая правда подобна малой ветви, на которой так и не вырастет плода.
Молодой мандрил пал ниц.
— Говори, Повелитель.
— Зло, которое ты освободил, ты же должен и обуздать. Всю свою жизнь ты должен стараться исправить секундную оплошность. Молоко и грязь легко смешиваются, но так ли легко они разделяются? Твои слова сделали молоко непригодным для питья, но я не остав-ляю тебя. Поскольку молоко и грязь — мои творения, я могу указать того, кого я выберу раз-делить их, и это будет сделано.